Рыбалка. Жизнь. Налимы
Есть среди нашего речного рыбонаселения незаслуженно презираемые и отвергнутые персонажи.
И если касательно какого-нибудь ротана или бычка-подкаменщика (с характерным народным прозвищем) это совершенно оправданно, то внесение в этот протокол изгоев батюшки-налима – вопиющая несправедливость. Да, необычная внешность, да, ночной и разбойничий образ жизни. Да, сравнимый только с человеческой жадностью к деньгам и привилегиям аппетит. Да, единственный, кто съедает в садке своих товарищей по несчастью. А «эти», которые ради 100-200 процентов прибыли идут через моря крови и все виды преступлений, разве лучше нашего героя?
Да и вряд ли эта публика будет так же хороша в пироге.
Коренной житель полярных холодных морей весёлым туристом прибыл на наш юг во времена великого оледенения. Со временем из скромного мигранта наш герой превратился в грозного ночного хозяина наших северных таёжных водоёмов. Он же по-современному, легко и по-деловому кинул своих безутешных сестёр (треску и пикшу) – и дальше куковать за полярным кругом. Сказать, что этот мигрант некрасив или неуклюж, язык не повернётся. Антрацитно-чёрный и, по-видимому, более мелкий подвид сопутствует другому варианту, уже одетому в оливково-зелёный масхалат, усыпанный размытыми чёрными пятнами. Внешний вид, размер и ухватки этого представителя налимьего семейства выявляют в нём отпетого милитариста и сторонника силовых методов.
При том, что налим весь – округлость, весь – эллипсоидность и гармония мягких линий. Плоско закруглённая голова с маленькими безразличными глазками, круглые грудные и хвостовой плавники, широкий белый живот с выпирающей печёнкой. И к этой импозантной внешности прилагаются до боли знакомые ухватки уличного громилы.
На крючке налим ведёт себя совершенно безразлично, присутствует как необходимый довесок к грузилу. Появляясь из воды, всем своим видом показывает полное безразличие к своей дальнейшей судьбе: «Поймал меня, ну и радуйся, а мне по барабану твои успехи».
Рыбак усыплён такой покорностью, но вдруг мощный потяг хвоста, всплеск воды – и на руках незадачливого ловца влажная смазка чешуи речного разбойника. Этим же приёмом открываются и неплотно прикрытые крышки садков и корзин, следует фирменный хвостовой потяг, и поминай как звали! В самой ловле налима нет ни экстрима, ни романтики, это самое верное занятие для флегматиков и интровертов. Нет необходимости в тонкой снасти, ловкости рук и ежесекундной готовности к подсечке. Берём леску потолще и крючки побольше. Насадка и весной, и осенью – большой выползок или куча мелких. Конечно, в осенний период ловли неплох и живец, но вот что интересно (собственный опыт): налим достаточно консервативен в своих пищевых пристрастиях. Уж кажется жрёт все, что не приколочено. Но всяких килек, тюлек и простипом будет употреблять в последнюю очередь. Любит ерша, гольяна, пескаря. Весной (до просветления воды) и осенью (до льда) свободно фланирует по всему водоёму, везде лезет и всем надоедает. Но всё-таки, ямы, водовороты и береговые замоины – самые любимые места его охоты и проживания. Период ловли осенней (а это основное время его добычи) совпадает с осенним циклом Богородицы. Начало ловли – после Успения (28 августа), разгар – с Рождества (21 сентября) до Покрова (14 октября). Заканчивается осенняя ловля на Введение (4 декабря), а уже 7 декабря на св. Екатерину налим прёт на нерест. Любовь ни в какой мере не туманит ему голову, и по пути к нежному свиданию он жрёт все, что попадает ему по дороге. Видимо, он раньше других понял, что любовь любовью, а поесть – это первое дело!
Биография, манеры и бандитские выходки нашего героя интересуют нас не сами по себе, и даже не для удовлетворения ненасытного рыбацкого любопытства. Налим – это прежде всего самый вожделенный гастротрофей наших водоёмов, этим он ценен и дорог по-настоящему. Грустная деталь: налим должен быть приготовлен в течение ближайших 5-7 часов после вылова, так как в дальнейшем его качества ухудшаются в геометрической прогрессии. Начнем, конечно, с ухи. Например, харюзинная уха вкусна, но такого чудесного аромата, смешанного с изысканной жиринкой волшебного послевкусия нет у этой помеси сига и лосося. Его законное место – в соляном растворе и в тарелке с отварным картофелем. Уха ухой, но есть то, что составляет для истинного обжоры радость, мечту и подлинную вкусовую негу. Пирог из налима с печёнкой и молоками, заправленный луком, рисом – вершина всего съестного, шедевр выпечки. Нежная душистая мякоть начинки, острый аромат брызжущего сока, розовое великолепие верхней корочки. И всё это запивается густым бульоном из голов, плавников и хребтов. И под это чудо-волшебный букет вкусов лихо идёт известный напиток! Ради такого праздника вкуса можно и ночей не спать, мокнуть и мёрзнуть, уставать до обморока.
Правда, в связи с уходом современной, страшно развитой женщины от плиты для подавляющего большинства рыбаков такие гастрорадости стали непостижимой мечтой! Им остаётся выигрышный вариант магазинной пиццы из протухшей колбасы.
Главным архитектором, капитаном пирожных шедевров является моя старшая дочь. Умора вспоминать, как 12-летняя девчонка стоит над раскрытым рыбным пирогом и не знает, как набросить на него верхнюю крышку. Хмурится, думает, прицеливается, а потом хватает крышку двумя руками и с мельничным разворотом бросает её на пирог. Быстро залепила края – и дело сделано, начало положено!
Она же, ещё 5-летняя, и её 3-летняя сестра провожают меня на рыбалку в новогодний вечер: «Папа, там же всё замерзло, и рыбка тоже!».
На реке и правда подлинный ледяной ад. Дует штормовой ветер, в небе зеленовато-лимонные всполохи северного сияния, дальний берег тонет в вечерней метельной мгле. Вырубаю шестик из лунки, выбираю леску и на льду – налимы от 500 граммов до 2 килограммов. Они моментально замерзают, деревенеют. Рыба отмерзает дома в большом тазу, начинает биться и плавать. Визг, мокрые, счастливые дети и нестерпимый запах псины от забежавшей порадоваться вместе со всеми печорской лайки. И мы с женой молодые!
А сегодня эти дети уже совсем взрослые, состоявшиеся женщины, жёны, нежные матери и свирепые хозяйки. А мокрый весёлый годовалый сынок, весь в рыбьей слизи и чешуе, уже давно штаб-офицер пограничной стражи.
Вечер набирает силу, над головой – беспрерывный шум крыльев, гогот и свист бесчисленных табунов водоплавающих, летящих на места гнездования. Кама вздулась, поднялась на 5-6 метров и залила глиняный обрыв. В берегах образовались заливчики длиной по 3-4 метра и глубиной до полуметра. Устанавливаю в эти заливчики донки на 1-2 крючка, наживлённые выползком. Исправно ловятся язята от 400 до 800 граммов, и налимы до 2 килограммов. Проверяю снасти каждые полчаса, снимаю рыбу и наживляю крючки. У меня сегодня имеется интересный волонтёр в виде завуча местной поселковой школы. Необыкновенная красавица-сибирячка с отчаянными серыми глазами, по внешности и характеру явно казацкого происхождения. Пылает костёр из плавника, по-весеннему звонко бьёт в берег речная волна. На плавнике устроено седалище из банной двери, в костре допревает уха, в реке охлаждаются напитки. Сереет, темнеет, весенняя ночь наливается холодом и речной сыростью.
Давно ушедшее благословенное время молодости, когда на всё хватало времени и сил. И на рыбалку, и на активно действенное и горячее совместное участие в освоении самых прогрессивных и новаторских педагогических приёмов и методов. Сплю, как убитый, на банной двери, угретый жаром костра и первыми, робкими лучами весеннего солнца. Вдруг мир взрывается диким рёвом теплоходной сирены. Огромная самоходная баржа северного завоза подплыла на 5-6 метров к берегу. Ну как тут не напугать мирно спящего человека? Взвился на метр от двери, а на меня надвигается дом теплоходной рубки. Из неё несётся дружный хохот, ребятам весело, им все удалось, как и хотелось. Придя в себя, посылаю шутников во все виды эротических путешествий, вместе с их ближайшей роднёй. А окончательно придя в себя, хохочу вместе с ними, собираю манатки, рыбу и прыгаю в свою ладную лодочку-камку, завожу свой верный «Ветерок-12», и лечу по бурому зеркалу весенней реки, навстречу благословенному дню трудов и забот.
Дует осенний ветер, гонит снежную крупу и шумит останним листом в прибрежном ольшаннике. Над промытым омутом громоздится чёрный остов сожжённого моста. В корзинке шуршат плавниками фунтовые налимчики. Каждый порыв ветра раскидывает маленький костерок на сноп искр, надрывает боль в колене, тяжелит плечи. Мутноватый отблеск костра освещает одинокий силуэт старика на берегу дальнего речного омута. Ночь. Поздняя осень. Жизнь прошла.
Игорь КАРТАШЕВ